А если бы это была Пугачева?

Младшую сестру Натальи Водяновой, страдающую аутизмом, вместе с няней выгнали из кафе Нижнего Новгорода. 

Но вот о чем почему-то молчат?

 В истории с сестрой Водяновой что-то не чисто. 

Как выяснилось, больная девочка Оксана зашла за барную стойку. Повар и официантка испугались и стали кричать, чтобы она оттуда вышла. Она не захотела уходить, стала плакать и биться головой о стену. Тогда их стали выгонять, чтобы они не распугали других клиентов. Я считаю, что тихого больного человека с особенностями развития никто не имеет права выгонять из кафе за некрасивый или пугающий вид, - это дискриминация. Но права инвалидов заканчиваются ровно в том месте, когда они начинают ущемлять права здоровых людей, то есть, НАЛОГОПЛАТЕЛЬЩИКОВ, за чей счет инвалид и существует. Я бы, на месте владельца кафе, увидев, что женщине с больным ребенком не хватает денег на чай, предложила бы им чайничек бесплатно. Но если бы больной ребенок стал нарушать покой других людей, встал бы за стойку бара, стал бы рыдать и биться головой об оборудование, выгнала бы немедленно.

Инвалиды не имеют права причинять неудобства здоровым людям.

 Физическое несовершенство не причиняет реальный вред - не нравится смотреть на больного - не смотри. Отвернись и пей свой чай. А громкие припадки, звуковой шум, дурной запах, от которых ты не отвернешься, - да, являются аргументами для того, чтобы отказать в посещении ништяка (кафе, ресторан, салон красоты это ништяк), но не являются препятствием для посещения социальных учреждений, куда громкий мешающий больной приходит по необходимости. Вот как-то так......

А если бы это тыла Алла Пугачева?

ДЕЛО БЫЛО В 1990 ГОДУ.
   Партия КПСС во главе с минеральным секретарем Горбачевым (всем известный Мишка Меченый) твердо и уверенно вела могучий Советский Союз к развалу и гибели - полки всех магазинов были совершенно голыми, народ изнемогал в гигантских километровых очередях за водкой по талонам, за маслом, за сахаром, за крупами, за спичками, за мылом. Без талонов тогда продавали только хлеб (три булки в одни руки - как при Никите Соломоновиче Хрущеве незадолго до его свержения в октябре 1964 года своими соратниками) и молоко в больших желтых железных бочках, что стояли посредине улицы. Но там очереди были еще длиннее, чем за водкой!

      После увольнения из вооруженных сил я работал старшим инженером-электроником в одной очень солидной конторе. И надо же такому случиться - в аккурат накануне всеми любимого и широко отмечаемого мужского профессионального праздника (23 февраля - День Советской армии) вышел из строя новый дисковод. Надо было срочно кому-то из коллектива нашего вычислительного центра ехать в Смоленск на сверхсекретный завод "Искра". Там болгары (они тогда производили и ремонтировали по лицензии знаменитые дисководы "Винчестер")должны были или отремонтировать прибор, или заменить его на новый.

     А так как цены на рынке росли ежемесячно (повторяю - все продукты в магазинах  продавались только по талонам или карточкам, как в 1941-1945), а зарплата инженерам не повышалась с андроповских времен, то трудовая дисциплина за последний год упала в коллективе до уровня 1918 года - опоздания сотрудников на работу стали массовыми, а саму работу делали кое-как - никто и шага лишнего не хотел сделать без письменного приказа начальника центра, вдобавок к этому  участились случаи хамского отношения к заказчикам, дело иногда доходило до мата и даже угроз мордобоя. И случилось наконец-то самое страшное - начались акты тайного вредительства и диверсий (то кто-то в ночную смену отвертку воткнет в блок питания, то кто-то украдет электронную плату в шкафах управления).

    Все разговоры в коллективе текли в привычном направлении - мужики хвастались своими именитыми предками - все вдруг оказались сплошь столбовыми дворянами и потомственными казаками, все с пеной у рта доказывали друг другу, что их род идет чуть ли не от самого Ивана Грозного и тут же показывали новую казачью форму (сшитую на заказ в расплодившихся как грибы после дождя многочисленных кооперативах) и царские дедушкины награды (алюминиевые медали и кресты, изготовленные на прошлой неделе местными умельцами-армянами в штамповочном цехе завода газовой аппаратуры), а бабы листали многочисленные бульварные перестроечные журналы и газетенки,выискивая страну, где советских людей примут без вороха документов!

 Все понимали, что СССР доживает последние месяцы и потому все старались (или делали вид) покинуть обреченную на заклание бывшую мировую державу. Германия, Америка и Израиль отпадали сразу - туда поток страждущих исчислялся сотнями тысяч в месяц, так что без надежного и верного документального доказательства своего еврейского или немецкого происхождения об этих "землях обетованных" рядовым советским инженерам нечего было и думать. Поэтому у всех на слуху были Канада, Австралия, Аргентина!

   С плохо скрытой завистью передавали рассказы из отдела труда и зарплаты или  проектно-конструкторского отдела о той или иной семейке, чей дедушка пропал без вести в белоснежных полях под Москвой в роковом сорок первом, а на самом деле он оказался в немецком плену и после окончания войны благополучно осел в Австралии. И вот теперь, в период гласности и перестройки, он решил о себе напомнить - его многочисленные дети и внуки в новой зарубежной семье прислали приглашение своим голодающим советским родственникам - дедушка перед отходом в мир иной решил повидаться с первой женой и своими детьми и внуками и очистить свою грешную душу!
Более того, наряду с приглашением дальние австралийские родственники прислали даже деньги на перелет, чтобы советские граждане могли приехать туда, пожить пару-тройку месяцев, а потом решать - стоить ли им возвращаться в голодную родную страну или все же остаться в семейном трехэтажном домике бывшего родителя...

    Естественно, в атмосфере всеобщего ожидания перемен в родной обреченной стране и новой счастливой жизни за кордоном (главный оппозиционер первый секретарь Москвы - пьяный ЕЛЬЦИН на боевой танк еще не взобрался, но уже щедро раздавал обещания типа "люди добрые, потерпите всего несколько месяцев, и все наладится, а если нет - то я лягу на рэльсы!") никто из сотрудников не захотел ехать в какой-то Смоленск! 
Вот если бы в Ригу или Вильнюс!

   С десяток сотрудников вычислительного центра (естественно, из числа руководящих товарищей или активистов) бывали там почти каждый год - кто в командировке (две-три недели), кто на курсах повышения квалификации (два-три месяца), а кто и по путевке профсоюза. И каждый раз они привозили горы импортного барахла, мешки вкусной жратвы и массу впечатлений! И с детским восторгом рассказывали товарищам и коллегам часами о пережитом... 

    Партия сделала ИЗ бывших отсталых ОКРАИН "витрины социализма" - национальные республики Латвия, Литва, Эстония, Украина и Грузия процветали до самого распада СССР в 1991: масло, сыр и колбаса там продавались БЕЗ ТАЛОНОВ и без очередей! Очереди там создавали только приезжие - "голодные москали"...

    И так как все сотрудники наотрез отказались ехать в нищий и голодный город-герой Смоленск на оборонный завод (кто принес справку о застарелом радикулите и вновь открывшемся геморрое, у кого-то жена решила рожать, а кто-то хоронил свою тринадцатую бабушку), то ехать пришлось мне. У меня не нашлось достаточных оснований и оправданий, а послать подальше руководство ("к козе в трещину" или к "быку за молоком") как безбашенные и незаменимые "специалисты с незаконченным высшим образованием" (на самом деле - один год в вечернем институте) Гена Белашов или Леха Бардыков, я не решился!

  С трудом я добрался до Москвы - опоздания поездов на десять часов (в период горластой горбачевской перестройки) стали нормой (в гражданскую они опаздывали всего на два-три часа - и то лишь потому, что банда батьки Бурнаша грабила поезд), с трудом достал билет до Смоленска в общем вагоне, при этом выстоял четырехчасовую очередь вместе с кавказцами, с которыми я познакомился еще в поезде.Они бегали от одной кассы к другой, громко горланили на своем языке и постоянно совали донельзя замученным кассиршам через головы своих земляков паспорта с деньгами.
 Все туалеты на вокзалах Москвы были кооперативными, то есть платными! На дверях бесплатных (государственных) туалетов висели таблички "Ремонт" или "Забилась труба". И потому туда пускали исключительно мамаш с маленькими детьми и ветеранов войны...
  
 После шумной, заполоненной толпами кавказцев и цыган, Москвы (они были на всех вокзалах и прилегающих улицах - с огромными тюками, узлами или чемоданами),город  Смоленск произвел впечатление тихого провинциального городишки.Никаких очередей, никакой суеты и спешки - родной русский город! И пирожки тут были вдвое дешевле (десять копеек против двадцати на вокзалах в Москве)и гораздо вкуснее - настоящие яблоки были в качестве начинки, а не какое-то непонятное месиво типа позапрошлогоднего забродившего варенья.

   С вокзала я сразу же отправился в областное управление коммунального хозяйства, а потом уж можно и в гостиницу идти, потому как еще в Москве главный инженер управления, он же заместитель союзно-республиканского министра (естественно, меня приняли в управлении без всякой очереди - по записке из нашего города) посоветовал мне не тянуть с этим делом - "там сейчас нашествие иностранцев" (поляков и немцев), и потому мест в гостинице может не оказаться.

   Приятная, удивительно свежая для своих сорока двух лет (никто не верил, что ей за сорок, особенно из приезжих - и она демонстрировала свой паспорт) начальник отдела коммунхоза города Смоленска веселая розовощекая бабушка Алла Борисовна Пугачева (ее дочка неделю назад родила двойню!) долго не хотела меня отпускать - ей страшно интересно хотелось узнать, как там у нас на юге обстоят дела, не шалят ли лихие кавказские парни, не грабят ли проходящие поезда, скоро ли закончится вялотекущая армяно-азербайджанская война в Нагорном Карабахе, не вмешаются ли миротворцы из стран НАТО в дела разваливающегося Советского Союза и вернут ли хохлы нам Крым как незаконно подаренный придурком Хрущевым...

   Она выписала мне пропуск или бронь в гостиницу, долго в знак благодарности трясла мне руку за последние новости и прогнозы ("ой, я теперь всю ночь не усну - столько свежей информации - буду думать!") и с великим сожалением проводила меня до двери, строго-настрого наказав звонить ей немедленно из любой гостиницы города, если вдруг там не окажется свободных номеров. Мы расстались, очень довольные друг другом...
  
    Не мудрствуя лукаво, я направился в самую ближайшую (и самую лучшую) гостиницу "Смоленск". На люкс с цветным телевизором я не рассчитывал, но отдельный номер (без храпящего или того хуже - пьяного соседа) с душем мне просто обязаны были предоставить согласно предписанию и многочисленным телефонным звонкам (оказывается, ремонт дисковода решался на уровне министерства, как о том после командировки мне доложили с дрожью в голосе все мои многочисленные начальники - в нашем городе ждали приезда самого Горбачева).

   Очередь в гостинице к дежурному администратору была небольшая - человек пятнадцать. После горластой, переполненной и озабоченной Москвы это была не очередь - сказка! Так что выстоять пятнадцать минут - не проблема.
   Документы заполняла одна девушка - она всем мило улыбалась. Другая, чуть постарше - лет тридцати, сидела рядом и потупив глава, неуверенно отвергала приглашения солидного сорокалетнего мужчины в дорогом импортном костюме и с большими золотыми часами, размещенными у него почему-то на правой руке. 
    
      Разговаривал он очень громко, так что их переговоры слышала вся очередь. Все мужчины в очереди понимающе улыбались, а два его товарища с виноватым видом неуверенно стояли в сторонке и переминались с ноги на ногу. Переговоры, видно, уже подходили к концу, потому как администратор сказала:"Ой, коньяк и водку я не пью, а вот от красного вина и от жареной домашней курицы не откажусь!"
   Две ее подружки делали вид, что ничего не слышат!
Она повернула вполоборота голову к ним и громко сказала:"Ну ладно, грех отказаться поужинать с таким приятным человеком! А коньяк мы можем моим подружкам оставить, чтоб им нескучно было до утра без меня дежурить!"

     Вся мужская очередь радостно заулыбалась (молодец мужик - умеет женщин увещевать), а дежурный администратор вдруг покраснела и опустила голову. Ее подружка (лет сорока, видно, старшая в смене) еще громче и яростнее застучала костяшками счетов, однако против моего ожидания ничего не сказала своей сотруднице. 

     Наконец очередь дошла и до меня. Я протянул паспорт и предписание.
    Девушка, мило улыбнувшись,вежливо мне отказала.
 Это было так неожиданно, что я даже опешил!
 
      Поначалу мне показалось, что я ослышался.
      И потому я переспросил.
      Теперь в дело вмешалась суровая старшая:"Извините, молодой человек, но у вас нет вот такой отметки! Мы селим только участников форума! По заявкам и распоряжению управления. И поэтому вам надо обратиться в другую гостиницу!" 
   
      Перспектива вечером рыскать по незнакомому городу в поисках ночлега меня не очень-то устраивала, к тому же в Москве сам начальник управления дал мне гарантии, что с моим устройством в гостиницу и с пропуском на завод не будет никаких проблем и задержек!

     Я начал доказывать, что эту бумажку (предписание) подписал сам начальник управления (в Москве), в ранге замминистра, однако обе девицы только развели руками: без отметки местного руководства не имеем права селить (министр - в Москве, а начальство - рядом). Сзади меня нетерпеливо подталкивали очередные постояльцы, у которых эта отметка имелась!
     Я громко возмутился: 
     - Что за порядки?! Черт знает что творится! Я же сюда не сам пришел! Меня сюда направила сама Алла Борисовна!
     - Какая Алла Борисовна?!
     - Пугачева! - Громко сказал я. И тут же повторил. - Алла Борисовна Пугачева!
     - Извините, но вас нет в списках...
     - Я должен быть! - Она начинала меня раздражать. - Позовите старшего администратора или хотя бы главного инженера. Именно он принимал телефонограмму и потому должен быть в курсе!
     Очередь заволновалась.
     - Слышь, Сама Пугачева его прислала! - Шепот за моей спиной становился все сильнее и громче. - Интересно, а что это за хрен с бугра?
     - Наверно, Кузьмин!- Предположил кто-то.
     - Да не, - тут же возразил ему другой, - не похож. Кузьмин молодой. А этот старше как минимум лет на пять.

     - А может он опять забухал? И потому постарел? - Предположил кто-то.
      Я стоял и тупо смотрел в угол.
 Если сейчас не найдут главного инженера, то придется идти искать телефон-автомат и звонить начальнице этих крашеных дурочек Алле Борисовне Пугачевой. Мне не хотелось беспокоить такими пустяками занятую женщину, к тому же новоиспеченную бабушку. Однако перспектива бродить по городу тоже не вдохновляла!

      Наконец, когда толпа уже окончательно созрела для публичного протеста в мой адрес, главный инженер появился. Он сказал, что принимал такую телефонограмму, но вот найти ее так и не смог.
      Мое терпение лопнуло и я потребовал телефон. 

      Администраторы свой аппарат выставили на стойку,а сами занялись прерванными было делами. А я под присмотром главного инженера и весело подмигивающей толпы жаждущих поселиться в гостинице мужиков начал яростно накручивать диск телефона. То ли аппарат плохо работал, то ли связь была блуждающей, но мне удалось дозвониться до Аллы Борисовны только с пятого раза. Все эти мучительно долгие минуты стоящие в очереди мужики подмигивали и весело переговаривались. 
Я ясно слышал только одно слово "Самозванец!"
     - Алла Борисовна? - Голос ее был слышен хорошо, как будто она сидела за стеной. - Я дико извиняюсь, что тревожу вас в неурочный час, но меня не хотят селить в гостиницу. Говорят, нет отметки...
     Она попросила передать трубочку дежурному администратору.

     Та мгновенно пошла пятнами:
     - Ну я же не знала! Алла Борисовна! Простите нас! Сейчас наплыв народа. У нас  же форум. А он же не сказал, что он от вас, он на министра сослался.  Простите, больше не повторится...
     Она, со страхом глядя на меня, передала трубку старшей.
     Та железным голосом представилась. 
     Потом невозмутимо выслушала монолог начальницы и сказала, как отрезала:
- Хорошо, Алла Борисовна! Я все сделаю, как вы сказали. Да, отдельный номер. На третьем этаже. Вы сюда скоро приедете? Вас ждать?
 
     Услышав долгожданный ответ "Нет!", она с таким же невозмутимым видом взяла мои документы, проверила, спокойно положила их перед собой и отчеканила:
     - Пожалуйста, идите на третий этаж. Белье в номере. Если Алла Борисовна приедут, мы вам непременно позвоним! Если у вас будут какие-то пожелания или претензии, немедленно звоните мн.! Я сама заполню карту гостя и верну вам документы. Так Алла Борисовна велела! Всего доброго!
    
     Я взял ключ и уже собрался уходить, но тут кто-то дернул меня за рукав:
     - Мужик, а ты кто? Кузьмин или Муромов?
     - Нет, - отрезал я, - Петров-Водкин!
     - Нет, я серьезно!
     - Я тоже!
     - Слышь, я вот лауреат Ленинской премии, член ЦК КПСС, а за меня Алла Борисовна почему-то не просила. И мне никто не предлагал карту заполнять...
     - У вас еще все впереди!
     - Нет, мужик, - мужчина не отставал, - ты мне скажи,почему она за тебя так хлопочет? Ты кто такой?
     - Уважаемый, - я перебил его, - вы ошиблись: это не та Пугачева. Это начальник управления!
     - Так она уже стала начальником управления? Не знал! Растут люди!Так скоро и министром станет. Надо же! А ты давно с ней знаком? А нас познакомишь, если приедет?!
     - Вы ошиблись! - Я устал. Мне хотелось только одного - поскорее в кровать. - Вы все перепутали. Это не та Пугачева. И она сюда не приедет. Я сам к ней поеду. Вам все ясно? Я могу идти?
     - Да ладно тебе! Чего возмущаешься? - Мужик держал меня за рукав. - Тут все свои! Сюда абы кого, а тем более с улицы, не селят. Я тут не первый год. Слышь, а кем тебе приходится Алла Борисовна?
     - Хорошей знакомой! Всего доброго!
     Толпа сразу расступилась, и я отправился к себе в номер... 
На другой день горничные, незлобиво матерясь, с усердием терли окна и двери:
     - Да девки сказали, что Сама Пугачева сюда скоро приедет. 
     - Да ты што! 
     - Они разговор слышали по телефону. А наша КРЫСА чуть со страху в обморок не упала. Представляешь?!
     - Интересно,а она концерт даст или нет? Говорят, она в гостинице всегда шмон устраивает. Вон как в Ленинграде всех обматерила.
     - А чего она тут забыла? К кому приезжает?
     - Как к кому приезжает? Да к своему хахалю!
     - А он что - у нас?!
     - У тебя. На третьем этаже! Да хрен их этих знаменитостей разберет. Может не хочет светиться в Москве. Сейчас же гласность! Газетчики за ней толпой бегают. Вот у нас тут его на время и поселила... 
     - А че за мужик?
     - Да мы его еще не видели, но администраторы говорят, что так себе мужик. Ничего такого выдающегося. В трамвае, если на ногу не наступит, то и не посмотришь! Ну, не знаю, а может у них любовь?! Бабе-то уже за сорок, пора замуж!!

День кого? ВДВ или ДВД

Обрюзгшие, пьяные, наглые, дерущиеся, голые или выжимающие свои трусы в фонтанах, облеванные на скамейке или на лужайке. Это то – что мы видим ежегодно. Это вершина айсберга. Очень яркая, броская, неприглядная и реальная сторона военной элиты - именуемой ВДВ.

Вам нравится такой образ, господа ВДВешники? Приятно? Именно это о вас думают граждане России. Боятся, но думают именно так. Именно об этом они спрашивали меня все последние дни. 

Будете оправдываться, да? Рассказывать про боевые операции в защиту нашей страны. Про мирное небо, которое такое голубое благодаря подвигу погибших бойцов. Будете рассказывать о памяти воинов, сложивших свои головы за свои семьи и детей. Расскажете о трудностях казарменной жизни, о том как сложно служить и жить с семьей, мотаться по казармам, командировкам и не видеть своих родных месяцами. Расскажете о задержках с выплатами, довольствиями, пайковыми и боевыми. Расскажете о том, как приходится помогать своим сослуживцам, семьи которых остались без отца, как собираете деньги.

Только я обо всех этих трудностях знаю тоже. Сам из военной семьи и «служил» с детства. И это тоже правда и реальная сторона ВДВешных будней. Только мало кто о ней знает.

Почти никто не знает, когда отмечают свой профессиональный праздник пограничники, стройбатовцы или те, кто отслужил в кремлёвском полку. Россиянам и не нужно этого знать, ведь эта информация никак не влияет на их жизнь. Но сложно найти человека, который не в курсе, что происходит каждый год 2-го августа — день ВДВ. Брызги воды, весёлые крики, кровоподтёки, боль, унижения, две полоски, ЗАВДВ — каждое второе августа из парков сбегают мамаши с колясками и патлатые неформалы. И приходят воздушные десантники. Возможно, вы и не знали, но один из лучших наших авторов, житель Новосибирска Алексей Понедельченко, который написал великие тексты о том, как устанавливал телеантенны в аду (вот первый, вот второй), отдал два года жизни Воздушно-десантным войскам. Понедельченко только один раз в жизни купался в фонтане — в 6 лет, но на своей шкуре ощутил, что такое быть десантником. Ко всему прочему, 2-го августа у Понедельченко день рождения, с чем мы его и поздравляем. И поскольку нет лучше способа изучать Постапокалипсис, чем изучение генезиса народных праздников, сегодня ваш любимый самиздат «Батенька, да вы траснформер» с гордостью представляет подробный, полный боли и уныния рассказ Понедельченко о том, что такое ВДВ. Как выглядит призыв, кто крадет у солдат колбасу и носки, в чем логика армии, сколько среди десантников людей с судимостью, как с помощью автомата красть у дачников яблоки, как получить по заднице стальным прутом за парашют — и многое другое.

В армию я пошёл специально. Специально уволился с хорошей работы, с девушкой попрощался, пришёл в военкомат и говорю:
— Товарищи военные, хочу служить!

А они мне в ответ:
— Нельзя тебе, Лёша, служить. У тебя же компрессионный перелом позвоночника был! А еще ты шею себе сворачивал. А колено вспомни? А кости плюсневые? С тобой же травматологи на улице здороваются! Как ты бегать будешь? А строем ходить? Иди домой — проспись!

А я им:
— Здоров я, товарищи! Хочу Родине служить! Не спится мне, ну никак не засыпается.

А они всё ни в какую:
— Лёшенька! Да у тебя привод в милицию был! Да у тебя отец в тюрьме умер! Какая тебе армия? Уходи скорее из нашего военкомата, не позорь, Алёша, не позорь ты наши погоны и ратные стены мобилизационного учреждения.

А я опять не растерялся:
— Да что вы за мою биографию цепляетесь? Врачи говорят — здоров, вы сами справки видели! А вот характеристика хорошая с работы. Скорее берите меня в армию! Я в спортзале гиперэкстензию делаю, я на гитаре играю, я на стройках работал — я в армии везде пригожусь.

В общем, сжалились они надо мной. Хорошо, что в военкомате добрые и честные люди работают.

Впрочем, о чём это я? На самом деле я никуда специально не шёл. Меня просто застали дома, вручили повестку, голосом продублировали о необходимости явиться и не пытаться откосить. Военкомат призвал, я был не против, а в Российской армии всякий не откосивший уже достоин гордо называть себя добровольцем.

ПРИЗЫВ

«Добровольческое» настроение также обеспечивала пропаганда. Тогда фильмов а-ля «9 рота» снимать ещё не умели, но смогли снять отличный эпос «ДМБ». От «9 роты» и фильмов ей подобных меня тошнило всегда, а вот все части «ДМБ» пересматриваю с удовольствием. Призывники начала нулевых, к числу которых относился и я, были пропитаны похуизмом не меньше персонажей этого легендарного кино.

В день отъезда возле военкомата собралось много пьяных людей разного возраста. Кто-то из провожавших всю ночь гулял на свадьбе и прибыл к военкомату с лентой «Свидетель» через плечо. На улице лежал декабрьский снег, провожающие были одеты в серые зимние одежды и смотрели на нас глазами больных животных. Мы были одеты в старое шмотьё «на выброс» и грустно курили. Только «свидетель» был одет в кожаную жилетку поверх белой рубашки, дико чему-то радовался и кричал: «Херня-война, салаги, главное шарить!».

Меня и ещё пять человек посадили в УАЗик типа «буханка» и повезли в областной сборный пункт. Это такое место, куда свозят всех призывников из региона и откуда их же развозят по воинским частям страны. Из динамиков в салоне УАЗика пел Жириновский. Точнее, не пел, а в манере Левитана читал под синтезатор стихи: «Россия. Россия. Великая. Сила».

За всю дорогу водитель УАЗика несколько раз предлагал нам выпить за деньги, а когда понял, что пить никто не желает, просто просил занять ему «рублей двести-триста» под предлогом того, что у нас всё равно всё отберут уже через пару часов, а он через два года отдаст. Предприимчивый дядька привёз нас на сборный пункт и передал в распоряжение ещё более предприимчивым дядькам, но уже в военной форме.
— Алкоголь, скоропортящиеся продукты, наркотики и деньги лучше сдавайте сразу.
— А если не сдадим, то что будет? В армию не возьмёте?

Один из встречающих нас военных выставил на стол наши сумки и начал изучать их содержимое. Из одной сумки он взял себе палку колбасы, из другой пачку печенья «Земляничное», а варенье не взял. Из моей сумки он зачем-то забрал себе шерстяные носки. Досмотр был окончен, и нас повели дальше.
— Нахера ему носки? Неужели у него их нет?
— А он в них колбасу положит с печеньками и спиногрызам своим подарит на новый год. Это шакал. Шакалы — они такие, мне про них брат рассказывал.
— А кто такие шакалы?
— Черти.
— А брат твой, это тот, который «свидетель» и нас салагами называл?
— Ага. Да он пьяный просто, со свадьбы.
— Странно. Вроде брат, а вместо проводов на свадьбе бухал.
— А он сводный.

Нас привели в одну из больших комнат с дверями из решёток снаружи и двухэтажными шконками внутри. Военный, который нас закрывал, сразу огласил прайс на свои услуги. Одной из них был звонок по телефону за 50 рублей. Я позвонил домой и сказал, что со мной всё хорошо.

На шконках группами сидели призывники и пили разное. Закусывали в основном копчёным салом и конфетами «Буревестник». Периодически двери-решётки открывались, внутрь входили военные и, зачитав несколько фамилий, уводили несколько человек. По коридорам ходили какие-то усатые сектанты в нарядах казаков. Они периодически кричали, что мы не люди, а позор Отечества. Мы посылали их на три буквы.
— Посмотрите на себя, будущие защитники. Вы как свиньи…
— Мы бухаем и не прячемся. Мы, может, в Чечню поедем и пьём нормально в последний раз. А ты тут, как вертухай, и с шакалами трёшься.

Сводный брат «свидетеля» откуда-то достал 0,5 «Пшеничной». К нам подсели ещё несколько человек, и мы начали пить.

КТО НЕ ХОЧЕТ В ВДВ

Фото: Виталий Кузьмин / Wikimedia Commons

На следующий день меня и ещё 39 человек вывели в коридор и построили в одну шеренгу. Поводом для построения оказались двое военных. Один из них пробежался по нам своим взглядом, назвал свою фамилию и звание, а затем сказал:
— Вы поедете служить в ВДВ.

Повисла пауза.
— Кто не хочет служить в ВДВ — шаг вперёд.

Желающих не служить не нашлось.
— Не, ну вы подумайте! Вдруг кто-то хочет служить в свинарнике и катать тележку с кормом для скота? Или, может быть, кто-то хочет служить в желдорбате — носить на себе обоссанные и обосранные шпалы?

Желающих шагнуть вперед по-прежнему не появилось.
— Я так и думал. Вы же сибиряки!

Нам сказали, что отныне мы команда номер 105, и, если кто-то собирался сбежать, лучше сделать это до того, как мы сядем в поезд. А ещё лучше будет, если каждый из нас зубной пастой напишет на одежде своего товарища номер 105. Лучше это сделать на спине, так как там больше всего места, а те, кто перебрал водки, блюют и валяются на животе, а значит, со спины их будет легко опознать. Идею с пастой встретили дружно и писали не только номер команды, но и три заветных буквы «ВДВ». До ВДВ мы ещё даже не доехали, а половина людей уже начали дико гордиться.

Ночью я много думал. Второе августа для меня всегда был особенным днём, так как это день моего рождения. Каждый год в этот день я видел на улицах здоровых мужиков в голубых беретах и тельняшках. Они ходили по улицам, ездили верхом на разных внедорожниках, дрались с кавказцами и так далее и тому подобное. Их все боялись и уважали одновременно. И вот завтра меня и ещё 39 человек посадят в поезд и увезут в такое место, где мы станем такими же, как вот эти здоровые мужики, которых я видел? Мне всегда казалось, что в ВДВ забирают самых лучших: спортсменов, здоровых, не алкашей и прочих. А мы кто? Ну, вот допустим, из того лысого, который спит на соседней шконке, ещё десантник получится. А из того ушастого? Он же ростом полтора метра и дрищ. Всю жизнь в деревне сало с творогом жрёт, а не в коня корм…

В это время в другом конце нашей большой спальной комнаты началась драка. Кто-то из нашей команды подрался с кем-то из команды внутренних войск.
— Ты что, дубачьё ебаное, в столовой на меня пиздел там, а? Мне твоё ебало сразу не понравилось. На, сука, тварь. Куда ты, ты нахуй? Пацаны, держите этого краснопёрого! На нахуй! За ВДВ…

Драка принимала коллективный оборот. Я повернулся к окну и заснул.

Везли нас прицепкой почти трое суток. Сзади к нам был прицеплен вагон с зэками, который отцепили только в Челябинске. Все эти неполные трое суток мы доедали и допивали свой домашний провиант, смеялись, рассказывали друг другу истории из своей жизни. Мечтали о том, как отслужим и будем каждый год встречаться где-нибудь и вспоминать вот этот вагон, например. Последние два часа все ехали молча, и молчание это, казалось, заглушало стук колес.

ЛУЧШИЕ ИЗ ЛУЧШИХ

Фото: Алексей Щекинов / Wikimedia Commons

Сразу после прибытия в часть нас рассадили в классе подготовки сержантов и начали задавать разные вопросы. За столом сидел заместитель командира учебного батальона, а рядом с ним офицер, который нас привёз.
— У кого из вас есть высшее образование — встать!

Встал один.
— На кого учился?
— Зооинженер.
— Инженер — это хорошо. В дизелях понимаешь?
— Немного.
— А в чём много?
— В цыплятах.
— Нахер нам цыплята?
— Ну, я же зооинженер.
— Садись, цыплёнок.

Вопросы были разные: состав семьи, вероисповедание, наличие гражданской специальности. Я был один из шести человек, которые окончили что-либо кроме школы. И вот, когда офицер попросил встать всех судимых, встали 14 человек.
— Нихуя себе! — присвистнул замкомбат. — Один, два, три, десять, четырнадцать. Ты кого мне привёз?
— Лучшие из лучших. Ты бы видел дела остальных. Там через одно — то «алкаш», то «суицид», то ещё кто.
— Четырнадцать, блять, человек из 40. Эй, цыплёнок, который инженер, 14 из 40 — это сколько процентов?
— Примерно 40.
— Половина, блядь, арестантов!
— А ты в том году кавказцев привёз восемь человек. Полгода прошло — половина уже сидит… Кто на дизеле, а кто…
— Так, ладно… Давай по-порядку. Ты, ушастый. Фамилия, имя, за что судим?
— Кража.
— Что украл?
— Мясо.
— Во бля. Следующий. Ты, недомерок, за что судим?
— Кража.
— Что украл?
— Ксерокс.
— Нахера тебе ксерокс? Ладно, вон этот мясо украл — есть хотел. А тебе ксерокс нахер сдался?
— А вы спросите, сколько тот мяса украл?
— Сколько ты мяса украл?
— 7 тонн.
— Что?
— Ну, мы фуру угнали… В телеге мясо было.

Когда соцопрос был окончен, нас повели в баню, а замкомбат остался сидеть за столом в классе подготовки сержантов. Его ладони в ту ночь надолго приросли к лицу.

СЛУЖБА

Фото: Виталий Кузьмин / Wikimedia Commons

А дальше началась служба. Самая обыкновенная: подъём, построение, зарядка, занятия. Почти всех нас определили в сапёры и называли одноразовыми. Во взводе нас было 30 человек, и все говорили, что 31-ую мину мы уже не найдём. На одном этаже с нами находились артиллеристы, связисты и разведчики. И каждый день мы слышали о преимуществах тех или иных.
— Вы же, блять, связисты! Вы — элита ВДВ. Самые грамотные солдаты должны в связи служить! А вы, сука, засыпаете на занятиях. Упор лёжа принять!
— Вы попали в разведку! Разведка ВДВ — это гордость не только ВДВ, это гордость всех вооруженных сил, всей армии. А вы три километра пробежать нормально не можете. Упор лёжа принять.
— Артиллерия — боги войны. Каждый мужик тянется к железу. У каждого это железо своё. А вы — элита ВДВ, вы должны к своему вооружению тянуться. А у вас, блять, ручки мерзнут даже автомат разобрать. Упор лёжа принять.

То же самое происходило в других ротах: снайпера — элита, гранатометчики — особая каста и так далее.

С нашим же взводом всё было проще:
— Одноразовые, упор лёжа принять.

По вечерам на общих построениях разные офицеры говорили о том, что где-то в других воинских частях такие же пацаны подметают взлётную полосу, косят траву, охраняют рельсы и мечтают о голубом небе и белых парашютных куполах над головой. Однако им всем не повезло, а мы не ценим свалившегося на нас счастья и потому — упор лёжа принять. Плохо ходим строем — упор лёжа принять, отставить, садись, руки за голову, идем гуськом. Автомат нужно разбирать быстрее, упор лёжа принять. Замерзли — упор лёжа принять. Плохо бегаете, у вас боец отстал, хватайте и несите его с собой на руках, ВДВ своих не бросает, тащи его, помогай. Один за всех и все за одного, вы, сука, попали в элитные войска. Мозоли? Будем бегать, пока ноги до жопы не сотрем. Укладка парашюта, растянуть купол, найти четырнадцатую стропу, я сказал четырнадцатую, обезьяна, упор лёжа принять. Плохо поём гимн — упор лёжа принять, поём в упоре лёжа, оставить, садись, прыгаем и хлопок в ладоши над головой, славься Отечество наше свободное, не слышу, громче, громче, упор лёжа принять. Это не элита — это куча беременных баб, вспышка слева, отставить, вспышка справа, отставить, к бою, по-пластунски вокруг казармы, встать, ложись, встать, справа в колонну по одному в расположение бегом-марш, десять секунд времени — отбой, оставить, десять секунд времени — отбой, оставить, да ты, толстый, спать не хочешь, все, кроме толстого, упор лёжа принять, толстый, десять секунд времени — отбой, взвод, отжимаемся — раз, два, толстый — подъём, раз, два, взвод — полтора, толстый — десять секунд времени — отбой, подъём. Все отбой, десять, девять, восемь, толстый шустрее, два, один!

И мы все проваливаемся в одну и ту же темноту, где нет снов и ночь пролетает за минуту.

Утро.
— Рота, подъём!
— Подъём, слоны ебаные, отставить! Подъём! Форма одежды номер четыре. Ну же, толстый, хер ли ты там возишься? Взвод, упор лёжа принять, ждём толстого. Толстый, ползи в строй.
— Рота, выйти строиться на плац!
— Быстрее!

Сырой зимний ветер несёт с собой первый куплет песни: «Расплескалась синева, расплескалась». «Синева» расплёскивается из штабного громкоговорителя. Эту песню мы скоро, вольно или нет, выучим наизусть.
— Эй, рыжий, в ВДВ отжимаются на кулаках? Что болит? Да мне похуй. Эй, ты, да, ты, жопу подними. Выше. ВЫШЕ! Вот так! Ты же, сука, десантник, выше зад! Опускаемся ниже! И что, что лужа? Да мне похуй, ниже корпус, пока я в эту лужу не нассал. Откуда вас таких привозят, а? Элита, бля…
— Ну что, Серёга, как молодняк?
— Третий сорт — не брак.
— А что вот тот у тебя херово отжимается?
— Себя вспомни, слоняра? Толстый, не слушай никого. У меня и бегать будешь, и отжиматься, и все нормативы сдашь. Я из тебя десантника сделаю за эти полгода, не ссы…

Добродушный толстый парень отжимается и пыхтит. Он не знает, что будет через полгода. Никто не загадывает на такой долгий строк. Все хотят дожить хотя бы до обеда, а там хоть ядерный удар.

ЛОГИКА

Фото: US Air Force

В российской армии всё предельно логично.

Взять, например, меня. До армии я занимался в радиокружке — паял всякие транзисторные безделушки, окончил радиотехникум и хорошо разбирался в средствах связи. Я был уверен, что в армии я буду связистом.
— Гражданская специальность есть?
— Так точно. Радиотехник.
— Радиотехник — это хорошо. Будешь сапёром.

Проходит полгода и меня из учебного батальона переводят в отдельный боевой.
— Гражданская специальность есть?
— Радиотехник.
— Хорошо. В учебке на кого учился?
— Сапёр.
— Хорошо. Будешь пулемётчиком.

Всё логично.

Если человек любит курить в неположенных для этого местах, его непременно снабдят куском водосточной трубы, которая выкрашена в цвета сигареты и имеет размер в человеческий рост. С такой «сигаретой» солдат может «курить» везде. То же самое касается, например, бритвенного станка. Если ты потерял бритвенный станок и не побрился, тебе, конечно же, выдадут другой станок — из бревна и прибитой к нему с торца доски.

Смотришь, бывало, строй идёт: у одного станок — с утра не побрился, у другого сигарета — где-то покурил, у третьего на голове вместо берета голубая каска и на груди фанерный щит с надписью «Я — чмо!» — этот в самолёте раздумал прыгать, а в конце строя парень гирю с надписью «совесть» несёт — он свою совесть потерял и пока общую взял напрокат. А вот наряд в столовую идёт: один телевизор тащит, второй антенну с пультом. Это ребята просто любят телевизор на дежурстве смотреть. А коли так — пусть смотрят его неотрывно до самого конца дежурства. Есть даже анекдот, как один прапорщик, услышав от жены, что та за весь день ни разу не присела — заставил её присесть 50 раз. Всё справедливо, логично, и после двух лет пребывания в такой логике уже невозможно до конца перестроиться на жизнь в рамках здравого смысла.

Или вот, например, купил как-то солдат себе печеньку с повидлом, залез на дерево и начал её кушать. Мимо проходил прапорщик и, завидев на дереве солдата, крикнул ему:
— Эй, слоняра! Ты что там жрёшь?
— Я не слоняра! — громко крикнул в ответ солдат и выронил изо рта печеньку с повидлом.
— Слоняра! — сказал прапорщик, поднял печеньку, отряхнул и понёс своей дочке, у которой как раз был какой-то праздник.

ПРЫЖКИ

Главная особенность воздушно-десантных войск — конечно же, прыжки с парашютом.

Первый прыжок ознакомительный и самый простой. На тебе только парашют. Всё, что требуется, — покинуть самолет и держать ноги вместе перед ударом о землю при приземлении. Дальше дело идёт веселей и прыгать нужно уже с автоматом, рюкзаком и/или грузовым контейнером, например. В магазине автомата пять холостых патронов и крайне желательно их отстрелять до приземления. Времени хватает не всем и многие расходуют патроны уже на земле. Не сдавать же их назад.

Зимой прыгать грустно и холодно. Зато летом весело. Сдует тебя в какой-нибудь дачный огород, и вот возвращаешься ты на аэродром с полным рюкзаком яблок, обожрёшься и спишь, как свинья под дубом. Дачники, конечно, всегда были против такого сбора урожая и писали заявления в прокуратуру. Однако лично никто и никогда ничего не говорил. Да и как сказать? Допустим, сидите вы у себя на даче, пьёте квас, гладите урчащего кота, и тут с неба вам в огород падает какая-то зелёная обезьяна. Обезьяна спешно отвязывает от себя автомат, палит несколько раз в воздух, а потом начинает жрать ваши яблоки. Тут, право, и поругаться хочется, но как ругаться с человеком, у которого в руках настоящий АКС-74? Лучше в прокуратуру.

Но самое веселое в прыжках — это, конечно же, укладка парашюта.

В батальоне примерно 300 человек. На плацу растягивают примерно 150 столов-полотнищ. Парашют укладывают по двое. До обеда укладываем твой, после обеда укладываем мой. Инструктор по воздушно-десантной подготовке командует: «Выполнить первый этап укладки!», после чего идёт проверять. В руках у офицера длинный стальной прут, который все называют «замполит Прутков». Офицер проверяет правильность выполнения.

На третьем столе что-то сделано не так:
— Иванов, Сидоров, я же сказал: сделать первый этап, наложить стропу, а вы что сделали? Переделайте. Вот так, молодцы. Да.

На десятом столе аналогичная ситуация:
— Блядь, ещё двое. Я же сказал: выполнить первый этап. Переделывайте. Быстрее. Быстрей, блядь!

На двадцатом столе тоже непорядок:
— Обезьяны, упор лёжа принять! Отставить! Принять! Отставить! Что сложного в том, чтобы выполнить первый этап укладки парашюта сразу и нормально?

Ближе к сотому столу офицер краток и лаконичен:
— Рррыыйблятьсуканахуй, встать, смирно! Кру-ГОМ! Руки вперёд, вперёд, я сказал!

В воздухе сверкает стальной прут и поочередно со свистом прикладывается к заднице одного, а потом к заднице другого укладывающего.

И так весь день. Тяжёлая это работа — служить офицером ВДВ.
— Товарищ гвардии майор, гвардии рядовой Иванов парашют укладывал лично, к прыжку готов.
— Ещё бы!

ЕДА

Кормят в армии неплохо, только первое время не наедаешься, и первые месяцы очень сильно хочется есть. Ночью от этого желания можно даже проснуться. Вы когда-нибудь просыпались от того, что хотите есть? В учебке некоторые начали терять вес. Таких набралось примерно полсотни. Для них было организовано особое меню и их водили в столовую отдельно. Их порции были больше, им давали больше молока и больше хлеба. Их питание называлось диетическим, а их самих называли диетчиками. Первое время диетчики радовались свалившемуся на них счастью в виде дополнительного пайка. Радость длилась меньше суток.
— Минетчики, выйти строиться на плац для построения на завтрак.

Диетчики вышли на улицу и построились.
— В столовую, шагом-марш. Отставить! Не слышу три чётких строевых шага. Шагом! По команде «Шагом» корпус тела подаётся вперёд, МАРШ! Отмашка рук. Отмашка рук, я сказал! Минетчики, к бою! Не умеем ходить — придётся ползти.

Полсотни диетчиков ползут по-пластунски в столовую, чтобы съесть там свою увеличенную порцию еды.

На обратном пути из столовой диетчики плохо пели песню и потому обратно им пришлось идти гуськом с руками за головой. Мимо диетчиков идёт наш строй на свой обычный приём пищи. Нам легко и свежо. В это время диетчики на корточках начинают совершать прыжки и хлопать руками над головой. Двое из диетчиков блюют. Судя по содержимому их желудков, на завтрак дают рисовую молочную кашу. Ням-ням!
— Рядовой Иванов, ты наедаешься?
— Так точно!
— А почему ты такой худой?
— Я занимаюсь спортом, как всякий настоящий десантник.
— Может быть, ты нуждаешься в особом диетическом питании?
— Никак нет!

Когда мы принимали присягу, ко всему батальону приехали родители. Они привезли с собой колбасу, курицу, сгущёнку, пирожные, варенье и так далее. Все были рады. Все, кроме нашей сто пятой команды. Наши родители находились на другом континенте и не могли позволить себе потратить неделю на дорогу туда-обратно. Ни к кому из нас никто не приехал.

Вечером после присяги наш батальон пошёл на ужин. Мы сидели в центральном ряду столовой и ели перловку. С одной стороны от нас сидели связисты, с другой стороны сидели разведчики. И те и другие ели привезённые родителями гостинцы. Кто-то пихал в себя пирог и запивал сгущёнкой. Другой уплетал сушёные бананы. Третий давился печеньем, запивал его газировкой и ежеминутно отрыгивал газами.

Наш ряд столов в это время спокойно ел казённую перловую кашу и горячую воду цвета чая.

Кто-то из обжирающихся разведчиков перехватил наши взгляды:
— Пацаны, заберите мою перловку, я все равно её не буду есть.
— Пошёл нахуй.
— Слышь?

В это время в зал зашёл замкомбата и, поглядев на всё, скомандовал:
— Окончить приём пищи. Встать! Уносим посуду. Напоминаю, что в расположении роты хранить и принимать пищу нельзя. Поэтому всё, что вы не смогли сожрать, выбрасывайте в помойку.

В помойные баки полетели недоеденные домашние пироги, начатые консервные банки сгущёнки.
— Жалко пирог, мать пекла, а я выкидываю…
— В трусы спрячь, сожрёшь потом в толчке.
— Слышь?

МОНОТОННОСТЬ

Армия напоминает день сурка. Помните кино, в котором главный герой ежедневно просыпался в один и тот же день? Вот в армии всё точно так же. Первое время все писали домой письма. И первое время эти письма легко пишутся. Потом всё начинает приедаться, входит в обыкновенный будничный режим. Через год с лишним многие вообще забыли, что у них есть дом. Армейские будни скучны и однообразны даже в ВДВ. Когда срок службы сократили до одного года — я сперва негодовал. Как это так — служить один год? Я только к концу первого года начал понимать происходящее вокруг. С другой стороны — а что там делать второй год? И вот в этой монотонности в голову приходят мысли и планы на будущее. Вот выйдет срок твоей службы, ты поедешь домой и там в короткие сроки устроишься на хорошую работу, начнёшь зарабатывать много денег, обзаведёшься семьёй, поступишь в институт на заочное. Для тебя нет невыполнимых задач: ты способен выучить наизусть унылый прозаический текст Устава. Ты отлично знаешь, что за пять минут времени можно сделать столько дел, сколько не каждый сможет сделать за день. Ты практически сверхчеловек. Тебя все будут уважать, ценить и все двери будут перед тобой открыты, ведь ты же десантник. И так день за днём. Тоски по дому нет. Есть лишь жажда самореализации, энергия, которая ещё не имеет чёткого вектора.

ГРАЖДАНКА

И вот ты свободен! Домашние тапки мурлыкают у ног. Ты можешь сколько угодно спать, сколько угодно есть и вообще жить как угодно. Ты пережил очень многое за эти два года и ты хочешь рассказать об этом всем. Но… Всем насрать.

Вчерашний командир отделения взвода обеспечения идёт работать водителем маршрутки. На первое время, конечно, но нет ничего более постоянного, чем временное. Особенно, когда это временное подкрепляется живыми деньгами, которые тебе протягивают каждую минуту. Вчерашний связист идёт работать электриком на стройку. Работа грязновата, хотя платят неплохо. Разведчик идет в ЧОП или в ментовку. В роту ППС, если повезёт. Иные, возвращаясь в провинциальные маленькие городки, не идут никуда.

И вот получается так, что все эти люди, которые выпрыгивали из самолёта до посадки, стреляли из разного оружия, мерзли в окопах на учениях, ходили в переходы на десятки километров и так далее, все эти люди превращаются в обычных россиян. В ту самую серость, которая заполняет осенним утром автобусные остановки. В тех, кто берет второй кредит, чтобы погасить первый. В тех, кто кричит «Горько!» на свадьбе и участвует во всех идиотских конкурсах тамады. Звучит и выглядит это всё, конечно, ужасно. Только вдумайтесь в эти два слова: ОБЫЧНЫЙ РОССИЯНИН. На фоне этого для многих людей служба в армии и, в частности, в ВДВ — единственное достижение их жизни.

Однажды довелось мне поглядеть один дембельский альбом, который был оформлен ещё во времена очередей и дефицита. Оформление заслуживает отдельного внимания, но больше всего меня поразили портретные фотографии сослуживцев… Их было штук тридцать. Все они были сделаны в одной и той же фотостудии, в одинаковых ракурсах, и лица на этих фотографиях здорово напоминали киноактёров из фильма про весну на Заречной улице. Типичные добрые советские люди, коих сейчас уже не встретишь. Ввиду того, что люди имеют склонность идеализировать своё прошлое и сопоставлять его с настоящим, рассказ о службе владельца альбома был в лучших традициях: «Вот мы служили, было хорошо, а сейчас везде сплошь говно всякое и служат всего год!».

И тут зашёл разговор о сослуживцах. Мой собеседник рассказывал о своих армейских товарищах, которых он не видел более 20 лет, как о неких богах или апостолах, не меньше. Для него все эти люди остались молодыми, весёлыми, отзывчивыми. Законсервировавшись в его памяти, они продолжали быть его друзьями и, в каком-то роде, идеалами: «Вот Сашка из Москвы! Сержантом у нас был. Сейчас, небось, не последний человек в Москве. Он в милицию собирался идти!». Или: «А это Мишка! Знаешь, откуда? Из Геленджика! Всё хотел туда съездить. Даже адрес остался у меня его, представляешь?».

В процессе этого непродолжительного разговора я хотел поинтересоваться у моего собеседника, а в курсе ли он о том, что такое социальные сети? Однако чем больше я его слушал, тем сильнее понимал, что этому человеку там (в соцсетях) нечего делать, ведь все его сослуживцы с высокой долей вероятности из красивых, молодых и подтянутых парней превратились в типичных российских граждан с непропорциональными туловищами, агрессивными морщинами на лицах и совершенно земными проблемами. То есть все эти люди, я уверен, стали такими же, как и мой собеседник. Разрыв этого светлого, жизнеутверждающего шаблона, по моему мнению, может быть очень опасен, когда большая часть твоей жизни уже прожита, а настоящее настолько скверно, что хочется не переставая жить прошлым.

И, наверное, самое неприятное в общении с бывшими сослуживцами заключается в том, что вам просто не о чем говорить. Он нашел тебя (или ты его) в каких-нибудь «Одноклассниках», вы рассказали друг другу о том, как прошли последние несколько лет ваших, зачастую никчёмных, совершенно простых и потому неинтересных жизней, вспомнили былое и… ВСЁ! Больше говорить не о чем. Шаблон порван. Призраки молодости спустились с небес, получили российский паспорт и растворились в море самых обычных проблем.

Или занесёт тебя иной раз на кладбище, идёшь ты и разглядываешь могилы.

Сперва все могилы кажутся одинаковыми, однако очень много интересного можно заметить, если обращать внимание на даты рождения/смерти, а также на фотографии. Примерно на двадцатой части могильных фотографий, оттисков и гравюр, которые мне довелось видеть, были изображены люди в военной форме… Казалось бы, всё ясно. Если на надгробном фото изображен человек в форме, значит, похоронен военный. Но мне кажется, что всё не так просто. Если обращать внимание на даты рождения и смерти, то можно заметить, что человек умер лет примерно в 35 — 40. Но тогда почему на фото изображён 20-летний парень? Скорее всего, армейские фотографии — это единственные снимки, на которых человек выглядит нормально. Именно на армейском фото** **ныне покойный человек изображён подтянутым, свежим, трезвым, молодым и благоухающим.

Не знаю, почему, но моё воображение рисует примерно следующую картину. Вот живёт человек себе спокойно: пашет землю, пьёт водку по выходным, «Жигули» в гараже чинит. Ну, ногу сломает на лесопилке — какое-то разнообразие. И вот в один день — БАЦ и нет человека. Кладут его в гроб, оплакивают, то-сё. Родня начинает искать фотографию на надгробие. Сидят, перебирают фотоальбомы:
— Давай эту?
— Да тут он пьяный!
— А эту?
— А тут голый…
— А эту?
— А тут зуба нет…
— А вот армейская хорошая фотокарточка… Молодой такой, красивый тут. Давай её?
— А давай…

Впрочем, долой уныние.

Раз в году в августе наступает такой день, когда можно показать всем окружающим тебя людям, что всё не зря. Ты не такой, как все, ты же служил, ты ни о чём не жалеешь и в этот день ты на несколько часов вернёшься в свою стихию. И этот августовский день всегда в зачёт целого года.

С праздником.