Президент России дал согласие на проведение новых переговоров по урегулированию конфликта в восточной Украине и отказался от права использовать российские войска в этой стране. Научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир Балаш Ярабик, занимающийся проблемами Украины и Восточной Европы, выдвинул несколько предположений о том, чем обусловлено смягчение позиции Москвы.
В последние недели восточно-украинские сепаратисты начали резко критиковать российского президента Владимира Путина.
Их мольбы о военном вмешательстве России были проигнорированы. Более того, когда они просили о помощи, Путин обратился к своему парламенту и попросил отменить свой мандат на использование военной силы на Украине.
Это скромное изменение в политике Москвы нашло свое подтверждение в берлинском соглашении от 2 июля, в котором звучит призыв к прекращению огня и к началу новых переговоров, направленных на урегулирование конфликта. Ключевым элементом нового соглашения стало усиление контроля на российско-украинской границе в связи с закрытием пограничных пропускных пунктов и артиллерийскими обстрелами российской территории с украинской стороны границы. Киев и страны Запада стремятся перекрыть границу, чтобы отрезать пути снабжения сепаратистов. Если этот план будет реализован, он станет важным жестом со стороны Москвы на фоне усиливающейся кампании Киева, который называет свои действия антитеррористической операцией.
Стоит также отметить, что из лексикона российских государственных СМИ исчезло слово ”хунта” применительно к правительству Украины. Кроме того, Украина и Россия провели новые переговоры о поставках газа и о планах на будущее для Крыма. Если оглянуться назад, то наращивание российской группировки вдоль границы в последние недели кажется попыткой спасения собственного престижа или даже действиями по воспрепятствованию возможных перемещений боевиков с востока Украины.
Такие перемены в политике Путина имеют смысл по ряду причин, но они могут оказаться для него весьма затруднительными во внутриполитическом плане, хотя многие россияне предпочитают экономическую поддержку и военную помощь восточной Украине, но не прямое вторжение.
Во-первых, в отличие от Крыма, на юге и востоке Украины слаба поддержка идее создания квази-государства под названием Новороссия. Украинцы объединились в своем противостоянии России. Правительство приняло ряд мер по восстановлению вооруженных сил и успешно организовало и провело заслуживающие доверия президентские выборы, несмотря на хаос на востоке.
Трагические события в Одессе, где в пожаре и в ходе уличных столкновений погибли десятки человек, стали поворотным моментом. Вместо того, чтобы усилить пророссийские настроения, эти события еще больше сплотили украинцев против продолжающихся российских усилий по дестабилизации ключевых областей.
Во-вторых, Россия не сумела быстро выполнить свое обещание улучшить жизнь в Крыму, и это отразилось на поддержке Москвы в южных и восточных областях Украины. С марта существенно снизилось число россиян, выступающих за то, чтобы защитить русских в соседних странах или присоединить к России те территории, где они проживают.
В-третьих, Москва не сумела найти на Украине авторитетных политических лидеров, которые взяли бы на себя осуществление проекта с Новороссией. Россия сделала ставку на непопулярного главу администрации бывшего президента Леонида Кучмы как на доверенное лицо Путина, а это говорит об ослаблении политических позиций России на Украине. Стремление Путина внедрить Медведчука, с которым у него есть тесные личные связи, в украинскую политику, скорее всего, будет и дальше ослаблять российские позиции. У Медведчука просто нет шансов на избрание, а московскую идею федерализации поддерживают всего 13 процентов украинцев.
В-четвертых, продолжение военного конфликта на востоке Украины усиливает угрозу стабильности самой России, поскольку боевые действия могут перейти через ее границу.
В-пятых, Москва не хочет подвергать себя дальнейшему экономическому, репутационному и прочим видам ущерба от международных санкций в обстановке ухудшающихся экономических показателей в стране. Кремль конечно же понимает, что Европа не желает вводить новые санкции и стремится воспользоваться появившейся благоприятной возможностью для того, чтобы избежать их.
Поскольку о деталях процесса принятия решений в Кремле известно мало, можно лишь строить догадки о связях между российской политикой и событиями на Украине. Аннексия Крыма стала победой для силовиков, и они возглавили процесс формирования российской внешней политики. Но похоже, что сейчас ”сторонники мягкой силы” (Володин, Сурков, Чеснаков и так далее) набирают вес, отодвигая силовиков в сторону. Сегодня стратегия Кремля в большей степени основана на мягкой силе, нежели на военной мощи, и это обстоятельство позволяет Москве отказаться от угроз дальнейшей территориальной экспансии в пользу расширения долговременного влияния России на украинскую политику.
Тем не менее, дестабилизация Украины ни в коей мере не снята с повестки в Москве. Однако две ближайшие цели — газовая сделка и рабочая договоренность по Крыму — требуют выработки соглашения с новым украинским правительством. Крым нельзя назвать историей успеха, если туда с территории Украины не будет поступать вода, электричество, газ и продукты питания. А Москва имеет массу возможностей воспользоваться колоссальными трудностями Украины и ее внутриполитическим расколом для воздействия на нее политическими средствами.
В лице Порошенко Путин обрел легитимного партнера, который выступает за мир. Наверное, и Порошенко, и Путин взяли на заметку то обстоятельство, что большинство украинцев поддерживает идею переговоров с сепаратистами, но не военный вариант.
Хотя продолжительное перемирие привело к двум раундам переговоров и к освобождению восьми наблюдателей ОБСЕ, в это время также погибли 27 украинских солдат. Дальнейшее бездействие может привести к тому, что Порошенко утратит доверие украинцев, которые видят в сепаратистском движении на востоке конфликт с Россией. В результате он оказался в безвыходном положении и был вынужден прекратить перемирие, хотя применение им военной силы привело к усилению поддержки идее федерализации на ближайшую перспективу. Стремительно разрастающийся кризис с беженцами (жители бегут с востока Украины в другие районы страны, а также в Россию) напоминает о том, насколько серьезен этот конфликт.
Таким образом, и Порошенко, и Путину приходится действовать очень осторожно в связи с той внутриполитической ситуацией, которая складывается в их странах. Возможно, Москва осознает, что Порошенко может набрать столь необходимый ему политический капитал, если добьется военной победы, которая даст ему возможность заключать с Россией те сделки, которые ей нужны и которых она хочет от него. Таким образом, дело сейчас за Путиным.
Балаш Ярабик — приглашенный научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, занимающийся проблемами Украины и Восточной Европы.
Putin's Ukraine U-turn: why it makes sense for Russia to allow Kiev victory
Russia's president has agreed to new talks aimed at resolving the conflict in eastern Ukraine, and has renounced the right to use military force in the country. Balázs Jarábik explains why
Eastern Ukrainian separatists have emerged as Russian President Vladimir Putin’s biggest critics in the past few weeks.
Their pleas for Russia to intervene militarily have been ignored. Moreover, as they were pleading for help, Putin turned to his legislature and asked it to rescind his mandate to use military force in Ukraine.
This modest policy change in Moscow was reaffirmed in the Berlin agreement on 2 July, which called for a ceasefire and new talks aimed at resolving the conflict. The key element of the new agreement is strengthening control of the Russian-Ukrainian border amid the closure of border checkpoints and incidents of shelling on Russian territory from the Ukrainian side of the border. Kiev and Western governments are intent on sealing the border and cutting off the separatists’ supplies. If implemented, this will be an important gesture by Moscow amid Kiev’s stepped-up campaign of so-called anti-terrorist operations.
It is also noteworthy that the word “junta” has disappeared from Russian state media’s descriptions of the government of Ukraine. In addition, Ukraine and Russia have held new talks about gas deliveries and futureplans for Crimea. In retrospect, the build-up of Russian troops along the border in recent weeks appears to have been a face-saving act, or even a hedge against the possible movement into Russia of fighters from eastern Ukraine.
Putin’s policy shift makes sense for a number of reasons, but could be delicate for him domestically, even though many Russians prefer supporting eastern Ukraine via economic and military aid over invading.
First, unlike in Crimea, local support for establishing a quasi-state in southern and eastern Ukraine under the name of Novorossiya has been weak. Ukrainians have united in opposition to Russia. The government has moved to re-build the armed forces and succeeded in organising credible presidential elections despite the chaos in the east.
The tragic events in Odessa, in which dozens of people died in a fire and street fighting, proved to be a turning point. Instead of fueling pro-Russian sentiments, the Odessa events further mobilised Ukrainians against continued Russian efforts to destabilise key oblasts.
Third, Moscow has not been able to find credible political leaders in Ukraine to take ownership of the Novorossiya project. Russia’s reliance on Viktor Medvedchuk, the unpopular chief of staff of former President Leonid Kuchma, as the proxy for Putin is indicative of Russia`s weakening political position in Ukraine. Putin’s desire to get Medvedchuk, with whom he has strong personal ties, into Ukrainian politics is likely to keep Russia’s position weak. Medvedchuk is simply not electable; Moscow’s concept of federalisation is supported only by 13% of Ukrainians.
Fourth, a continuing military conflict in eastern Ukraine poses a growing threat to stability inside Russia itself as the fighting could spill across the border.
Fifth, Moscow is not keen to subject itself to further economic, reputational and other damage from international sanctions amid its own declining economic performance. The Kremlin understands, of course, that Europe is reluctant to introduce new sanctions and wants to take advantage of the new opening to avoid them.
With little insight into Kremlin decision-making, one can only speculate about the connection between Russian politics and events in Ukraine: Crimea’s annexation was a victory for the siloviki, and they took the lead in re-shaping Russian foreign policy. Now it appears that “soft power advocates” (Volodin, Surkov, Chesnakov, etc) may be gaining at their expense. The Kremlin’s current strategy relies more on soft, rather than on military power, a move which may allow Moscow to move away from the threat of further territorial expansion to an expansion of Russia’s long-term influence in Ukrainian politics.
Nonetheless, the destabilisation of Ukraine is by no means off the table in Moscow. But the two imminent goals — a gas deal and a workable modus vivendi for Crimea — require agreements with the new Ukrainian government. Crimea cannot be turned into a success story unless water, electricity, gas and food supplies flow from Ukraine. And Moscow is more than capable of exploiting Ukraine's overwhelming challenges and internal political fragmentation by political means.
Even though the prolonged ceasefire resulted in two rounds of negotiations and the freeing of eight OSCE observers, it also took the lives of 27 Ukrainian soldiers. Further inaction might have caused Poroshenko a loss of trust among many Ukrainians who see the eastern Ukraine insurgency as a conflict with Russia. As a result, he had no choice but to end the ceasefire even though his use of military force may strengthen support for federalisation in the region in the near term. The rapidly growing refugee crisis — with residents fleeing eastern Ukraine to other parts of the country as well as to Russia — is a reminder of the seriousness of the conflict.
Thus, both Poroshenko and Putin have to walk a very fine line because of their respective domestic political situations. Perhaps Moscow will realise that Poroshenko could gain much-needed political capital if he can deliver a military victory that would empower him to make the deals that Russia needs and wants from him. The ball is in Putin’s court.
Balázs Jarábik is a visiting scholar at Carnegie Endowment for International Peace focussing on Ukraine and eastern Europe
Their pleas for Russia to intervene militarily have been ignored. Moreover, as they were pleading for help, Putin turned to his legislature and asked it to rescind his mandate to use military force in Ukraine.
This modest policy change in Moscow was reaffirmed in the Berlin agreement on 2 July, which called for a ceasefire and new talks aimed at resolving the conflict. The key element of the new agreement is strengthening control of the Russian-Ukrainian border amid the closure of border checkpoints and incidents of shelling on Russian territory from the Ukrainian side of the border. Kiev and Western governments are intent on sealing the border and cutting off the separatists’ supplies. If implemented, this will be an important gesture by Moscow amid Kiev’s stepped-up campaign of so-called anti-terrorist operations.
It is also noteworthy that the word “junta” has disappeared from Russian state media’s descriptions of the government of Ukraine. In addition, Ukraine and Russia have held new talks about gas deliveries and futureplans for Crimea. In retrospect, the build-up of Russian troops along the border in recent weeks appears to have been a face-saving act, or even a hedge against the possible movement into Russia of fighters from eastern Ukraine.
Putin’s policy shift makes sense for a number of reasons, but could be delicate for him domestically, even though many Russians prefer supporting eastern Ukraine via economic and military aid over invading.
First, unlike in Crimea, local support for establishing a quasi-state in southern and eastern Ukraine under the name of Novorossiya has been weak. Ukrainians have united in opposition to Russia. The government has moved to re-build the armed forces and succeeded in organising credible presidential elections despite the chaos in the east.
The tragic events in Odessa, in which dozens of people died in a fire and street fighting, proved to be a turning point. Instead of fueling pro-Russian sentiments, the Odessa events further mobilised Ukrainians against continued Russian efforts to destabilise key oblasts.
The tragic events in Odessa, in which dozens of people died in a fire and street fighting, proved to be a turning pointSecond, Russia’s failure to fulfill quickly the promise of a better life for Crimea has cut into support for Moscow in southern and eastern Ukraine. The number of Russians supporting the idea of defending ethnic Russians in neighbouring countries or annexing territories where they live has significantly declined since March.
Third, Moscow has not been able to find credible political leaders in Ukraine to take ownership of the Novorossiya project. Russia’s reliance on Viktor Medvedchuk, the unpopular chief of staff of former President Leonid Kuchma, as the proxy for Putin is indicative of Russia`s weakening political position in Ukraine. Putin’s desire to get Medvedchuk, with whom he has strong personal ties, into Ukrainian politics is likely to keep Russia’s position weak. Medvedchuk is simply not electable; Moscow’s concept of federalisation is supported only by 13% of Ukrainians.
Fourth, a continuing military conflict in eastern Ukraine poses a growing threat to stability inside Russia itself as the fighting could spill across the border.
Fifth, Moscow is not keen to subject itself to further economic, reputational and other damage from international sanctions amid its own declining economic performance. The Kremlin understands, of course, that Europe is reluctant to introduce new sanctions and wants to take advantage of the new opening to avoid them.
With little insight into Kremlin decision-making, one can only speculate about the connection between Russian politics and events in Ukraine: Crimea’s annexation was a victory for the siloviki, and they took the lead in re-shaping Russian foreign policy. Now it appears that “soft power advocates” (Volodin, Surkov, Chesnakov, etc) may be gaining at their expense. The Kremlin’s current strategy relies more on soft, rather than on military power, a move which may allow Moscow to move away from the threat of further territorial expansion to an expansion of Russia’s long-term influence in Ukrainian politics.
Nonetheless, the destabilisation of Ukraine is by no means off the table in Moscow. But the two imminent goals — a gas deal and a workable modus vivendi for Crimea — require agreements with the new Ukrainian government. Crimea cannot be turned into a success story unless water, electricity, gas and food supplies flow from Ukraine. And Moscow is more than capable of exploiting Ukraine's overwhelming challenges and internal political fragmentation by political means.
In Poroshenko, Putin has acquired a legitimate partner who speaks out on behalf of peaceIn Poroshenko, Putin has acquired a legitimate partner who speaks out on behalf of peace. It probably was not lost on Poroshenko — or on Putin — that more Ukrainians supported negotiations with the separatists than the military option.
Even though the prolonged ceasefire resulted in two rounds of negotiations and the freeing of eight OSCE observers, it also took the lives of 27 Ukrainian soldiers. Further inaction might have caused Poroshenko a loss of trust among many Ukrainians who see the eastern Ukraine insurgency as a conflict with Russia. As a result, he had no choice but to end the ceasefire even though his use of military force may strengthen support for federalisation in the region in the near term. The rapidly growing refugee crisis — with residents fleeing eastern Ukraine to other parts of the country as well as to Russia — is a reminder of the seriousness of the conflict.
Thus, both Poroshenko and Putin have to walk a very fine line because of their respective domestic political situations. Perhaps Moscow will realise that Poroshenko could gain much-needed political capital if he can deliver a military victory that would empower him to make the deals that Russia needs and wants from him. The ball is in Putin’s court.
Balázs Jarábik is a visiting scholar at Carnegie Endowment for International Peace focussing on Ukraine and eastern Europe
Комментариев нет:
Отправить комментарий